Распространение и границы французской генеральной забастовки

Эта статья вышла в июне 1968 г. в газете "Пролетарий" во время большого забастовочного движения французского рабочего класса.

Май 1968: девять миллионов забастовщиков против едва двух миллионов в пике забастовки 1936 г.! Даже если учесть возросшее с тех пор число наемных рабочих, подчеркивают обе цифры необычайное развитие французской генеральной забастовки.

1936-1968: тридцать два года! Тридцать два года должны были пройти до того, чтобы тек долго отводимый и подавляемый гнев рабочих наконец-то прорвался! Тридцать два года был пролетариат полностью подчинен буржуазии и рабочий класс переносил то империалистическую войну, то капиталистическую эксплуатацию, не сделав и малейших усилий протестовать, грубо говоря это было состояние разложения рабочего класса и было бы наивно думать, что нынешний взрыв достаточен чтобы вырвать его из этого состояния.

Весь этот период пролетариат не смог собрать сил противостоять вражескому классу со своими собственными программой, требованиями и методами борьбы. В 1936 г. смогла буржуазия разсосать кризис благодаря маневрам "правительства народного фронта", удовлетворив некоторые экономические требования рабочего класса и получив взамен одобрение империалистической войны, войны, означавшей для буржуазии единственный выход из кризиса (и отменившей, впрочем, все только что завоеванные экономические достижения: не борются ли сегодня за уже "завоеванную" 40-часовую неделю?). Под влиянием дегенерировавших коммунистов, превратившихся в ярых защитников отечества, забыл пролетариат интернационализм и принял участие в замаскированной как крестовый поход против фашизма войне своей буржуазии. Как был пролетариат во время войны послушен буржуазии, так и остался он подчинен после наступления мира, в надежде пожать, наконец, так горячо обещанные плоды своих жертв.

В созданном после "освобождения" климате национального единства удовлетворились участием "коммунистических" министров в правительстве Де Голля. Эти министры старались призвать пролетариат к терпению: сначала нужно восстановление, что означало позволить капиталу укрепиться, и лишь затем можно будет что-то себе "позволить".

Это порочная позиция тех, кто отказывается от революционной перспективы: по их словам улучшение судьбы рабочих может произойти лишь при экспансии капитала, т.е. от увеличения капиталистической эксплуатации, которая (но это они тщательно умалчивают) может вызвать лишь кризисы и войну.

После восстановления порядка, после тяжелого перехода от военной экономики к мирной, избавилась буржуазия от ее "коммунистических" помощников, которые теперь были "полезнее" в чисто парламентской оппозиции, чем в правительстве. Экспансия началась, определенное улучшение наступило по сравнению с первыми послевоенными годами, и рабочий класс надеялся на победу при выборах "левых партий". Одновременно распространялась атмосфера большой политической нестабильности, усиливаемой послевоенными процессами, происходившими во французском обществе: колониализм умирал, на его месте возникал современный империализм, мелкобуржуазная экономическая структура едва могла держаться на плаву и индустриализация быстро развивалась. Вышедший традиционно из рядов мелких буржуа политический персонал французского государства оказался полностью бессилен, крупная буржуазия взяла бразды правления непосредственно в свои руки и доверила роль жесткого правителя спасителю отечества Де Голлю. Так был преодолен кр

Широкие слои рабочего класса соблазнились сказкой о "личной власти": "Если Де Голь все поворачивает к лучшему, как утверждают демократические левые, то почему он не сможет улучшить положение рабочих?" И ожидали "социального года". "Это привело к плану стабилизации и к первым признакам кризиса, который - совместно с влиянием все более усиливающейся конкуренции - вызвал значительное возрастание безработицы. Французский рабочий класс не испытывал уже долгое время тягот безработицы и был поэтому особенно чувствителен к ней. Но еще не понимая, что экспансия может вести ко всеобщему кризису, рабочий класс благодаря собственному опыту освободился от грубейших иллюзий и перешел к прямым акциям, давшим толчок второстепенному антагонизму совершенно иной природы, к университетскому кризису.

Вначале возникает забастовочное движение в мае 1968 как радикальное отрицание тактики, навязанной до этого разобщенному, дезориентированному, не уверенному в своих силах рабочему классу профсоюзными организациями.

После грянувшей в авиаиндустрии 14 мая забастовки, она расширяется спонтанно, завоевывает почти тотчас же важные секторы машиностроения и транспорта и принимает, наконец, почти характер генеральной забастовки. Профсоюзы задавлены движением, осуждающим всю их деятельность. Мастера симулирования забастовок, лишенных всякого воздействия, т.к. противнику заранее заявляется, что забастовка будет длиться 24 часа, с уже достигнутым результатом, и эти мастера вдруг оказываются перед движением с безграничным характером и выражающим волю рабочих бороться за серьезную победу. Выразители идей частичной забастовки, раздробления экономических требований по принципу "каждая производственная отрасль за себя, каждая фабрика за себя" оказываются перед движением, которое расширяется и в результате охватывает все отрасли.

Но профбоссы не упускают шанс возглавить возникшее без них и в какой то степени против них движение (т.к. оно расстается с методами борьбы, проповедовавшимися ими при каждой возможности) и направить его на привычные рельсы.

Одно неоспоримо: если забастовочная волна достаточно мощна, навязывает профсоюзам внезапно совершенно иное поле борьбы, то она все же не может преодолеть все препятствия и позволяет себе затухнуть. Если рабочие не доверяют перед забастовкой профсоюзам, против воли которых возникла забастовка, расширяют ее по собственной инициативе, то во время забастовки ведут себя так, как будто бы это было нормально и правильно, что профсоюзы несмотря на все уполномочены довести забастовку до конца. Это спонтанное движение, ударившее верхи великолепным выбросом гнева, кажется, останавливается внезапно, чтобы позволить деятелям профсоюзной бюрократии выиграть время, догнать поезд и стать вновь впереди.

В этом проявляется ограниченность движения, не находящего в себе сил пройти начатый путь до конца. Конечно, рабочие добились блестящей победы, победы над собственной неуверенностью, над своей разобщенностью и организацией. Но они застывают перед этим результатом, как бы убедившись, что теперь уже достигнуто важнейшее, что это победа над самими собой и над профсоюзами уже является победой над классовым врагом, над владельцами фабрик и над государством.

Их иллюзии скоро рассеиваются, но всё-таки разрешают они профсоюзам завладеть браздами правления. Прежде всего, остерегаются профсоюзы еще более расширить набирающее силу движение: профсоюзы никогда не призывают к общей забастовке и CGT подчеркивает при каждой возможности, что никогда не сделает этого. И все таки ? в пику профсоюзам ? движение расширяется: и профсоюзы тут не торопятся всех объединить и наоборот пытаются по возможности его разобщить и изолировать.

Это звучит парадоксально, но по первому впечатлению забастовщики сами предоставили бонзам возможность вновь взять возжи в руки, заняв фабрики. Благодаря неумелому и неполноценному порыву к радикализации рабочего движения профсоюзам удалось создать оружие для защиты порядка. Что хотели рабочие, захватив фабрики? Прежде всего, хотели они достичь тотальности забастовки и этим предотвратить любое поражение забастовки, кроме того, они хотели продемонстрировать свою решимость и сплоченность, и избежать раскола, предоставляющего каждого в отдельности своим личным заботам.

Что получили профсоюзы от захвата фабрик? Умело использовали они корпоративные барьеры движения, выразившиеся именно в возвращении на фабрики, и предусмотрительно заперли рабочих на фабриках. Этим они добились, что почти всеобщая забастовка в результате развалилась и была лишена общего управления, к которому они совершенно не стремились. Так рабочие были отлучены от улицы и от контактов с товарищами другого предприятия или отрасли. Сила движения стала пассивной через разделения на отдельные ячейки. Профсоюзы избегали открыто выступить за общие требования, которые несмотря ни на что проступали из отдельных выдвинутых рабочими на фабриках требований: профсоюзная бюрократия развязала себе руки для переговоров в верхах и создала предпосылки для возможного развала забастовки. Короче говоря, все усилия профсоюзов были направлены на то, чтобы предотвратить классовый характер забастовочного движения.

При этом существовали все условия проявления классового характера открытой схватки между государством и наемным трудом, между капиталом и трудом: со стороны рабочих расширение и решительность движения, требовавшего прежде всего повышения цены рабочей силы и сокращения рабочего времени, со стороны капиталистов жизненную необходимость поддерживать важные уровни эксплуатации рабочей силы в условиях чрезвычайно высокой конкуренции.

И все меньше у "господ фабрик" возможностей платить. Национальный финансовый капитал - как относительно автономная сила международного капитала - исчерпывает свои последние возможности. Иначе невозможно понять, почему французская буржуазия после одобного взрыва и несмотря на свою веру в субъективную слабость движения за повышение заработной платы и поддержку своих реформаторских, социалистических и "коммунистических" партнеров, с самого начала исключила решение Вильсона доверить правительство буржуазным левым Мендес-Франса и Миттерана.

Правда не отчаянное, но чрезвычайно "энергичное" сопротивление, оказанное руководителями французского финансового капитала спонтанному движению, доказывает, что они точно знали - и не только "предполагали", как они доказывали - что сущетвенное повышение зарплаты и чувствительное сокращение рабочего времени, которые должно было бы обеспечить "левое" правительство, привели бы в скором времени к чрезвычайно опасной ситуации для экспорта (излишне указывать на то, что сегодня французская экономика гораздо теснее привязана к европейской и к мировому рынку, чем в 1936 году, и что внешняя торговля теперь гораздо важнее, чем тогда), но также ? они правда этого не говорили, но это несмотря на это ясно - что период сдержанности, долго выдеживаемый пролетариатом, не мог быть сохранен созданными "левыми" концессиями и обесцениванием денег по классическому методу 1936 года Блюма и Вильсона в сегодняшней Англии: он приведет к дальнейшим концессиям, носителям инфляции и "нестабиль

Буржуазия сделала таки свои выводы: какие убытки грозят теперь и в перспективе при продолжении забастовки, но они все таки гораздо меньше, чем убытки, возможные в ближайшем будущем от усиления политического сознания пролетариата, как следствие неизбежного разоблачения пришедших в правительство "левых" и экономических провалов их реформ.

Мы делаем следующие выводы: чем дольше капитализм переживает сам себя, тем больше он концентрируется, тем меньше он может поддаваться элементарнейшим требованиям пролетариата. То, что мог предоставить наемным рабочим либеральный капитализм 19-столетия (для Франции ? первой половины 20-столетия), сегодня не может обеспечить государство как коллективный управляющий финансового капитала. Поэтому охватывающее весь рабочий класс движение есть потенциально политическое движение, даже если уровень его политического сознания вначале еще очень низок.

"Политизация" движения появилась с того момента, как стали известны предложения государства и предпринимателей. Наемные рабочие тотчас же отклонили смехотворные, предложенные предпринимателями и поддержанные профсоюзами как приемлемые соглашения, но при отсутствии сильной марксистской партии, способной продолжить их борьбу с перспективой на превращение ее в борьбу против буржуазного государства за диктатуру пролетариата и уничтожение капиталистических производственных отношений, короче партии с программой революции пролетариата, политизация пришла извне.

Не от Французской коммунистической партии, слишком боявшейся активности пролетариата, и не тем более от профсоюзов (CGT), которые много лет мобилизовали своих членов против... иностранного империализма, а от организаций, представлявших интересы "новых средних классов", связанных с индустриализацией империалистической эпохи. Их теоретик ? Мендес-Франс и их идеи проявились с того дня, как этот экс-радикал старого стиля в 1960 г. "возвратился" к социализму. В основном они утверждали следующее: подъему благосостояния и его распространению на все слои общества нет препятствий, если в "эпоху техники" возможно реализовать благодаря непрерывной цепи структурных реформ все ее возможности, когда достигнутые продукцией границы все дальше постоянно расширяются. Это идет на пользу всем наемным рабочим благодаря общественному росту через внутреннюю потребность в росте квалификации и прежде всего благодаря посещению демократического университета. Наемные рабочие должны следовательно участвовать

Эта выдвинутая PSU идеология классового сотрудничества была распространена руководителями французского национального Студенческого союза (UNEF) среди будущих "кадров", которые только и мечтают наживаться за счет высокой продуктивности наемной работы, среди рабочих эта идеология распространялась CEDT, желтым профсоюзом, который чтобы быть презентабельным снял свои маски социал-консерваторов. Таким образом были эти две организации, подхватившие инициативу выпустить рабочих вновь на улицы: с лозунгами, содержание которых ? участие в выборах ? было с лету с одной стороны подхвачено Де Голлем и всеми парламентскими партиями, во главе с PSF, с другой стороны.

PSU и CFDT начали порознь свои кампании, в то время как рабочие оставались объединёнными в своих фабриках, удалось их разлучить, использовав их желание к уличным действиям. CGT и PCF, не хотевшие терять своих подопечных, поторопились участвовать также на этом поле, как они это проделывали много лет в вопросах теории (также и они умудрились наконец пропеть хвалу техническому прогрессу и демократическому плановому хозяйству!) призвали рабочих к другим, отдельным акциям под своими собственными знаменами.

Так проявили свою неспособность "объединенные левые" использовать спонтанное движение в глубоком кризисе только для того, чтобы свергнуть правительство и удовлетворить ограниченные выборами политиканские амбиции. Де Голь не нуждался ни в чем другом, как стукнуть крепко по столу кулаком и уже заползли все эти господа в свои мышиные норы и начали поспешно подготавливать свои собственные выборы, предоставив этим забастовочное движение само себе перед многоплановыми запугивающими и разделяющими маневрами государства, пришедшего заменить профсоюзы в их "работе". Не мешать выборам стало для всех главным лозунгом. Одновременно оживились разные группы, прокитайские, теоретики "рабочей власти на предприятии" и "студенческой власти в школе", троцкисты и анархисты и призывали к силе и прибегали к силе, но в принципе стремясь к одинаковой цели: больше демократии! Это был конец...!

Еще слишком рано делать все выводы из этого кризиса, но некоторые мы сможем уже сформулировать:
Для буржуазии и прежде всего для среднего класса, которые утверждали благодаря легкой деморализации рабочих, что вследствие всеобщего благосостояния (триединство: "холодильник-телевизор-авто") пролетариата больше не существует: для всех них пришел момент истины: пролетариат существует и действует, даже если его шаги еще неуверенны и его формы борьбы элементарны, т.к. его классовая партия их еще не нашла.

Во всяком случае, буржуазия утратила свои иллюзии привлечь пролетариат на алтарь отечества и производства и во имя святой международной конкуренции позволить себя эксплуатировать: сначала приходит оргия выборов и затем дубинок.

Для пролетариата: после такого продолжительного и широкого движения невозможно не признать краха иллюзий "объединенных левых", и какую роль сыграли реформаторские лидеры профсоюзов и PSF в этом кризисе. Невозможно не признать спонтанную силу движения и его слабости, лучше сказать, предательства его руководства и не сделать выводы, что следует выбросить за борт реформизм и иллюзии мирного перехода к социализму, что следует искать свою программу и свою классовую партию.

Для нас как международной коммунистической партии этот кризис означает так долго ожидаемое начало возобновления классовых боев. Мы приветствуем их!

Эти события, кажущиеся реформаторским профсоюзным и партийным бонзам типично французскими ("вину за них несет Де Голль со своим авторитаризмом, если бы он нас послушал, это не зашло бы так далеко"), означают для нас новый аргумент, что мировой кризис капиталистического способа производства созревает. Все чаще появляются его признаки!

В зависимых странах является фактом, что вьетнамская война и более или менее скрываемая война на Среднем Востоке тянутся бесконечно, в капиталистических странах востока происходят вспышки противоречий между русским империализмом и национальными экономиками стран сателлитов (сегодня в Чехословакии, вчера в Румынии и завтра?), в западных капиталистических странах нужда и борьба негритянского пролетариата в американской метрополии и внутренний распад режима США, медленное удушение английской экономики и возвращение сбитого с толку долгое время рабочей аристократией пролетариата к открытым методам борьбы.

Сегодня Франция борется и дрожит немецкая и итальянская буржуазия. Все противоречия накапливаются и один кризис следует за другим со все более короткими интервалами: это является предпосылкой, чтобы пролетариат всего мира понял ? не существует национальных проблем и есть лишь одно решение ? мировая диктатура пролетариата, разрушение национальных государств.

Это единственный путь к социализму: он ведет через восстановление мировой партии рабочего класса.

ИСТОЧНИК: "МЕЖДУНАРОДНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ", N.2, ИЮНЬ 1969, С. 17-23